В принципе, сама по себе установка на изучение сознания человека «изнутри» не специфична лишь для европейской мысли. Она с успехом развивалась и развивается как в рамках восточной религиозно-философской традиции (буддийской, ведантистской, даосской); так и в русской философии, в интуитивизме того же С.Л.Франка. Отличительное же свойство западного имманентизма — его ярко выраженный антропоцентризм, а еще точнее — эгоцентризм, приводящий европейского человека или к своеобразному обожествлению человеческого существа (антрополатрия), или, наоборот, к антропоморфизации божественного бытия и сознания.
Однако есть еще и третий аспект декартовского «комплекса» западной философии, являющийся следствием ее эгоцентрического имманентизма и антиплатонизма. Если лишь телесный индивид наделен даром идеально-сущего сознания, если лишь он представляет собой живую и свободно-конструктивную духовную силу в мире, и если лишь в себе самом он заключает ценностные и целевые основания экзистенциального и исторического самообустраивания, — то отсюда следует совершенно логичное отношение к природному миру как к внешней и чуждой хаотической силе, постоянно угрожающей его бытию. Соответственно, ужаснувшись, по Сартру, «массе бытия, ей предстоящего» , личность либо прячется в автономном царстве своего «я» как в спасительной раковине, объявляя мир и Космос — лишь отчужденными конструктами, «поставами» своего сознания; либо, наоборот, занимает агрессивно-преобразовательную позицию в отношении этого косного инобытия, которое надо перепахать и переделать, дабы удовлетворить притязания человека на роль властелина мира. «Материя оказывает нам сопротивление, — пишет в этой связи Э.Мунье, — она вовсе не пассивна, не инертна, она — агрессивна… В отношениях личности и мира ничто не говорит в пользу гармонии, о которой мечтал Лейбниц… Незащищенность, озабоченность — таков наш удел. И в обозримом будущем ничто не дает нам надеяться на окончание этой борьбы».
Примечательно, что этот, в сущности, глубоко антиэкологический взгляд на природу в целом как на нечто враждебно противостоящее человеку, в значительной мере разделяют даже те европейские мыслители, которых никак нельзя отнести к сторонникам эгоцентрически-имманентистской линии философствования. Имеются в виду А.Бергсон, для которого единый порыв жизни-сознания образует негаэнтропийную тенденцию в Космосе, противостоящую косной, энергийно-деградирующей материи ; а также М.Шелер. В терминах, близких к Бергсону, Шелер отождествляет весь природный мир с «иррациональным порывом — некоей динамической богатой фантазией мощью, в которой в равной мере коренятся силовые центры и поля органической природы и одна ритмически проявляющаяся во всех живых формах, в рождении и смерти индивидов и видов, единая жизнь» . Творчество М.Шелера вообще исключительно показательно для европейского философского духа. Он словно символизирует своей гениальной противоречивостью невозможность изжить декартовский комплекс, не порывая с базовыми интуициями европейского сознания. С одной стороны, у Шелера существует пропасть между первичным духовным бытием (Богом) и столь же первичным витально-хаотичным жизненным порывом . Но в другой своей работе «Философское мировоззрение» немецкий мыслитель признает, что природный порыв внутренне проникнут божественным единством и, соответственно, образует «”симпатическую”, “дионисийскую” связность всего живого внутри себя, включая человека» . Правда, механизм этой связи двух начал так и остался у него непроясненным.